#кинокомбо. Два фильма о войне и 20-летних

У нас не было цели выпускать тематическую подборку ко Дню Независимости, но раз уж так совпало, держите. Два талантливых фильма о войне и молодых юношах как лучшее напоминание о травмах прошлого (настоящего, впрочем, тоже). Хотя ладно, не лучше парада, конечно.

Текст: Анна Ефременко

«Желтые птицы» / The Yellow Birds

Режиссер: Александр Мурс.

О чем кино: двое американцев отправляются на Иракскую войну, но вернется только один.

Вторая полнометражная работа Александра Мурса и снова крепкая режиссура филигранная работа с повествованием. На десятом флешбэке уже сбиваешься со счета и просто подобно героям проваливаешься в состояние не то воспоминаний, не то забытья. Поствоенный синдром у Мурса отчасти похож на аналогичный в объективе Энга Ли в его «Долгой прогулке Билли Линна в перерыве футбольного матча».

Мерфи всю службу мечтал или забыть происходящее, или стать забытым. Что, если не это состояние, передает общее настроение 18-летних парней, попавших в иракское пекло и вернувшихся (или нет) домой. Но посттравматический синдром друга Мерфи Брендона, как и родительские тяготы, материнская тоска и редкое юношеское веселье, — здесь не что иное, как размытый фон общего паззла, которым занят Мурс. И который вы вряд ли захотели бы получить в подарок. Растерянность и потерянность целого поколения молодых американцев в «Желтых птицах» в каждом расфокусе, монтажной склейке и в каждой секунде замершей камеры. Но при этом Мурс не мучает вас пацифистскими лозунгами и не читает моралей. Для фильма о войне его кино настолько тихое, что вы еще несколько раз перепроверите звук. Тихая скулящая тоска вместо криков и истерики — не такими себе представляешь иракские драмы. И каждый раз приятно удивляешься.

«Фокстрот» / Foxtrot

Режиссер: Самуэль Маоз.

О чем кино: сын МИхаэля и Дафны служит в израильской армии. Однажды им сообщат, что он погиб. А он в это время будет веселиться на отдаленном КПП.

Полная противоположность «Желтым птицам», фильм Маоза хоть и работает с личной историей, но обобщает ее до объемов философского трактата. Формальные различия, как водится, вовсе на лицо: статичные театральные планы вместо живой подвижной камеры, образность и метафоричность вместо документальности. Все это, однако, не значит, что работа Маоза хоть в чем-то проигрывает Мурсу — это другой подход к одному материалу.

Фильм Маоза — понятный, но одновременно невероятно сложный и герметичный. Ключ к его пониманию, как и положено, в названии. Фокстрот — танец, в котором ты всегда возвращаешься в исходную точку. Эта цикличность подчеркивается как сюжетно, так и на уровне формы. Герои Маоза мысленно всегда возвращаются к травме прошлого, переживают как личный, так и более глобальный — национальный трагичный опыт Израиля. Как жить с потерей, как ее преодолеть и как не делать ее опорной точкой в дальнейшем — вопросы, которые от героев передаются и зрителям.

Как жить, зная, что ты виноват в чьей-то смерти? К гадалке не ходи — паскуднейше. Те, кто верит в карму, непременно решают, что все вернется. Приверженцы теории случайностей лишь разведут руками. Среди героев «Фокстрота» найдутся как одни, так и другие. Михаэль — атеист, он не верит в судьбу и рок, в его жизни трагедия носит случайный характер. Чего не скажешь о Дафне, которая убеждена, что все трагедии, которые настигли их семью, носят фатальный характер. Это разделение для Маоза повод поговорить о том, как по-разному можно смотреть на одну и ту же вещь. И шире — на искусство в целом. Пока в Венеции в фильме Маоза жюри увидело произведение искусства, Министерство культуры и спорта Израиля в нем же усмотрело оскорбление и очернение армии.